Хачатур Абовян и его “Раны Армении”

Великий перелом в истории армянского освободительного движения наметился в начале XVIII века, когда дальновидные деятели армянского народа, прислушавшись к голосу народа, навсегда связали с Россией надежды на освобождение родины. Исраел Ори, Минас Вардапет, Петрос Гиланенц, Давид Бек, Есаи Гасан Джалалянц, Иосиф Эмин, Симеон Ереванци, Ованес Лазарянц, Овсеп Аргутян, Нерсес Аштаракеци, Арутюи Аламдарян и многие другие приложили поистине титанические усилия, чтобы воплотить в реальность мечту многих поколений.
И всякий раз, когда русские войска, предводительствуемые Петром Великим, а позже А. В. Суворовым, П. А. Зубовым, П. Д. Цициановым, И. В. Гудовичем, А. П. Ермоловым и др., начинали продвижение на юг или вступали в Закавказье и Араратскую долину, армяне устремлялись им навстречу, оказывая всяческое содействие, а армянское боевое опол¬чение, сформированное из народных мстителей, сражаясь под русским флагом, совершало чудеса храбрости и героизма.
Многие десятилетия армянский народ боролся, стоически ждал того часа, когда, наконец, зазвучат колокола свободы, и русские вступят на армянскую землю.
Ровно сто пятьдесят лет назад, 13 октября 1827 года (по новому стилю), героическая русская армия завоевала последнее пристанище кизильбашей в Восточной Армении — Ереванскую крепость. Благодаря этому большая часть армянского народа, сбросив, наконец, персидско-турецкое иго и окончательно перейдя под покровительство России, избавилась от политического рабства и опасности ассимиляции и истреб¬ления.
В последующие десятилетия армянский народ стал постепенно соби¬раться на родине, восстанавливать разрушенное хозяйство страны. На¬чалось сближение его с великим русским народом, вовлечение в сферы духовной и экономической жизни России. Размышления о собственных судьбах, о будущем, о независимой государственности у прогрессивных армянских деятелей связывались с присоединением к России. Но про¬цесс этот протекал медленно, был исполнен глубокого драматизма. Очень скоро пережитая под ярмом персидско-турецкого деспотизма трагедия, вековые устремления и чаяния армян, животрепещущие проблемы совре¬менности и завтрашнего дня народа,— нашли отклик и воплощение в художественной литературе. Его высшим выражением считается бес¬смертный роман основоположника новой армянской литературы Хачатура Абовяна — “Раны Армении”.
Безусловно, прав был великий армянский поэт и мыслитель Ав. Исаакян, когда писал об этом творении Абовяна: “Разумеется, “Раны Армении” не книга в обычном смысле. Она, действительно, как раны, раны несчастнейшего армянского народа, нанесенные ему варварскими кровожадными ордами турок, арабов, кизильбашей и их главарей... “Раны Армении” — это одновременно героическая повесть нашего протеста, нашего бунтарства, нашего бытия, блистательный эпос нашего века, бога¬тырское сказание о наших подвигах в борьбе с злодеяниями персов.
Она — наш сердечный договор с великим русским народом, освящен¬ный в сражениях не на жизнь, а на смерть”.

Хачатур Абовян был истинным патриотом и сторонником русской ориентации, выразителем чаяний армянского народа, апологетом друж¬бы и братства народов, великим гуманистом, педагогом, мыслителем и просветителем-демократом. Он родился в октябре 1809 года в селе Канакер, происходя из старинного и знатного рода Абовенц, чьи благо¬родные деяния, семейные предания в дальнейшем послужили материа¬лом для литературно-этнографических трудов писателя.
Дед Абовяна был одним из участников созванного в Ереване весною 1784 года тайного совещания, где было решено начать переговоры с Россией, с которой участники-единомышленники связывали надежды на освобождение Армении. С этой целью в Петербург был отправлен посланец. Сохранились соответствующие документы, под которыми име¬ются подпись и печать деда Абовяна — парона (господина) Абова.
Начальные вехи биографии Абовяна мало чем отличались от жизнен¬ного пути первых армянских просветителей, воспитывавшихся в монастыр¬ской среде. По стародавнему обычаю родители дали обет посвятить своего отрока Эчмиадзинскому монастырю. Поэтому в 1819 году его отправляют в монастырь для обучения и принятия духовного сана. Абовян обучается там до 1822 года, после чего духовные наставники отправляют его в Тифлис, в армянскую школу Нерсисян, которую он и оканчивает в феврале 1826 года. Его учителями были замечательные армянские педагоги своего времени — Погос Карадагци и поэт Арутюн Аламдарян.
Первые юношеские мечты Абовяна расцвели и увяли в суровую пору персидского владычества. Еще совсем молодым, испытав ужасы чуже¬земного деспотизма, он задумывался над вопросами освобождения и просвещения родины. В одном из таких размышлений, возвращаясь к своим переживаниям тех дней и высшей цели грядущей жизни, Абовян признавался: “Жить и умереть для отечества — вот задача, выбран¬ная мною еще с самых юных лет! Будучи еще отягченным как бреме¬нем деспотизма, так и невежества, не имея еще никакого понятия о влиянии европейского образования, опоры и, даже никаких средств к достижению предначертанной мною цели, одну я эту питал в душе мысль, одним я этим возгорался желанием... Первая клятва, данная мною пред алтарем святых наших отцов, горькие слезы, пролитые над их гро¬бом, вздохи глубокие, посвященные дорогому их праху — были то — да быть им тайными моими ангелами-хранителями и открыть мне путь по¬жертвовать собою в пользу оставленных ими, осиротелых их детей”.
Знания, мировосприятие и опыт, приобретенные Абовяном в отечест¬венных учебных заведениях — в Эчмиадзинском монастыре и в Тифлис¬ской школе Нерсисян, были скудны и недостаточны для осуществления его стремлений. Он сам великолепно сознавал это, когда годы спустя писал: “Не просвещая себя прежде, так говорил во мне внутренний голос, невозможно будет мне быть угодным к чему-нибудь”.
Вот почему, вдохновленный личностью, творениями и деяниями армян¬ских просветителей — патриотов прошлых веков, он решает во что бы то ни стало уехать в Европу или Россию, чтобы продолжить образование и одновременно просить у христианских монархов помощи для освобож¬дения “несчастного своего отечества”.
Он был уже в дороге, когда 16 июля 1826 года началась русско-персидская война. Около двух лет Абовян находился в горах Лори, изведав все бедствия войны. Трепетные строки об этом мы находим в его романе “Раны Армении”. Короткий период с 1827 по 1828 год он учительствует в Санаинском монастыре, а с мая 1828 года вновь обосно¬вывается в Эчмиадзине, работая под началом высших духовных чинов. Ровно через год Абовян становится переводчиком и секретарем армян¬ского католикоса, получив возможность общаться с высокопоставленными гостями монастыря, узнавать через них о происходящих в мире событиях.
В 1829 году он принимает участие в научной экспедиции, возглавлен¬ной профессором Дерптского университета Ф. Парротом, и поднимается на вершину Арарата (27 сентября). К этому времени в его мировоззрении намечается серьезный перелом. С 1830 до 1836 годы Абовян проходит курс обучения в Дерпте как государственный стипендиант.
Дерпт становится местом духовного возрождения Абовяна. Он изу¬чает науки, языки, искусство и возвращается на родину писателем и педагогом на уровне русских и европейских передовых мыслителей своего времени. Но на родине Абовяну не оказывают ожидаемого со¬действия. Более того, его чураются как еретика. Оказавшись в тяжелом материальном положении, Абовян вынужден поступить на государствен¬ную службу. Вскоре он отказывается от духовного звания.
Так, с 1837 по 1843 годы (июнь) Абовян работает в Тифлисе смотри¬телем местного уездного училища, одновременно открывает частную школу, с целью подготовки учителей народных школ, единомышленников в развернутой им борьбе со средневековой отсталостью. Но чиновни¬чество продолжает чинить препятствия просветительской деятельности Абовяна.
В августе 1843 года Абовян переезжает в Ереван, чтобы в “сердце родины” заняться любимым делом и обрести, наконец, душевный покой. Однако обстоятельства вновь складываются против него. Углубляется его духовная драма.
Весной 1848 года Абовян готовился к отъезду в Тифлис, чтобы принять должность директора школы Нерсисян. Но утром 2-го апреля (14 по н. с.) он вышел из дому и больше не вернулся.
Обстоятельства таинственного исчезновения, трагической гибели его до сего времени окончательно не выяснены. Таков в кратких чертах жизненный путь Абовяна.

Абовян оставил богатое и разножанровое литературное наследие: роман, новеллу, миниатюру, лирические стихи, четверостишия, басни, дневники, путевые заметки, историко-этнографические исследования, педагогический роман, учебники, записи образцов народной поэзии, переводы из европейских и русских авторов (Гомер, Гете, Шиллер, Руссо, Томас Мур, Карамзин, Крылов], официальные документы и проекты преоб¬разования экономической и духовной жизни, просвещения Армении и соседних народов. Каждый из этих образчиков прозы, поэзии, научных трудов следует расценивать как явление в истории новой армянской ли¬тературы и общественной мысли.
Первые юношеские стихотворения Абовяна были написаны на грабаре (на древнеармянском языке) в 1824 году и носили героический и элегический характер.
Недовольный настоящим, он мечтал о былой славе родины, о завое¬вании утраченной государственности, об обретении вновь некогда достиг¬нутых армянами высот культуры. В конце 20-х годов Абовян создает песни любви, которые восходили к армянскому песенному творчеству поэтов позднего средневековья и народных гусанов.
В период присоединения Армении к России (1827 г.) в мировоззрении Абовяна намечается серьезный перелом. Он воспринимает это событие как начало духовного и политического возрождения армян и восславляет его в ряде стихотворений.
Поэтический портрет Абовяна получает окончательное оформление в годы пребывания в Дерпте, где он основательно изучает современ¬ную европейскую поэзию.
Глава русского романтизма Василий Андреевич Жуковский был лич¬ным другом Абовяна. В письмах, адресованных ему, Абовян признается, что личность и творчество русского поэта оказали на него большое, благотворное влияние: “Еще в сердце Азии я знал Вас. Еще на заре детства к Вам были направлены благороднейшие чувства и порывы моего сердца... И если существует настоящая гармония в человеческих сердцах, связь, которая соединяет миры, находящиеся на расстоянии миллионов миль друг от друга и уносит в вечность все скудное и невесомое мира сего, то никогда разлука в этом мире не может послужить причиной, чтобы я перестал уважать, почитать и любить Вас. То, чем Вы являетесь для меня, не может сравниться ни с чем на свете”.
Абовян был связан дружескими узами с германоязычными прибал¬тийскими писателями Карлом Глассенапом, Иоганом Броком, Паулем Да¬лем (младшим братом В. Даля, автора знаменитого словаря) и др. Однако наиболее сильное, глубокое и длительное влияние на него оказал Фрид¬рих Шиллер. Абовян переводил его, изучал его философские и эстети¬ческие взгляды, учился, как писатель, на его произведениях: “Действи¬тельно, ни один из иностранных писателей так не увлек меня с самого же начала, никто не оказал на меня такого сильного, долговечного влияния, как Шиллер. И если есть кто-то, кто станет в моей грядущей жизни моим гением и вождем, это может быть лишь его величавый дух” — признается Абовян.
Пройдя, как поэт, литературную школу у таких крупных масте¬ров, Абовян в Дерпте писал преимущественно стихи о любви, природе, родине. Вечность природы и быстротечность жизни, обещанный рай и утраченное счастье, природные эмоции, чувства и невозможность их удовлетворения: свобода и деспотизм, неутомимые устремления чуткой индивидуальности и дисгармоничная действительность — таковы темы этих стихотворений (“Чувства тоскующего сердца”, “Девица Фон Швебс за клавесином”, “Что за суровый рок”, “Вечер”, “К Эмма Кай”, “Весна”, “Любовь к редине”). Абовян выводит новую армянскую лирику из круга традиционных тем, насыщая высокими общественно-политическими идеа¬лами, драматизмом. Основным предметом его размышлений становится судьба человека на его родине. В Дерпте Хачатур Абовян приходит к мысли о необходимости сделать живой разговорный язык (ашхарабар) литературным армянским языком, подвести художественную литературу к требованиям нового времени. К 1835 году откосятся его первые успеш¬ные шаги в этом направлении.
Ведущими жанрами у Абовяна после дерптского периода становятся эпические: басни (“Развлечения в часы досуга”, 1838—1840), миниатюры и рассказы (“Первая любовь”, “Забавные и краткие истории”, “Суетность мира”, 1841) и, наконец, роман (“Раны Армении”, 1841).
Уже само название “Развлечения в часы досуга” перекликалось с произведениями романтической школы (вспомним хотя бы “Часы досу¬га” Байрона). Собранные в этой книге оригинальные и переводные басни и стихи Абовяна, лирические раздумья, четверостишия были призваны облегчить людям их труд, превратить часы досуга в школу духовного и морального самоусовершенствования, объяснить что есть зло, а что — добро, чего надо избегать и чем руководствоваться в жизни. Автор стремился воздействовать на духовный мир человека, нравственно воз¬высить его — что, в целом, было основной задачей просветителей. Басни, стихотворные сказки и плачи на ашхарабаре, как и миниатюры и рассказы облегчили создание большого художественного полотна —“Ран Ар¬мении”.
Все творчество Абовяна проникнуто глубокой лирической стихией. Развитие действия постоянно сопровождается раздумьем, мечтой и то, что с первого взгляда кажется отступлением, отклонением от основной темы, на самом деле является существенной особенностью стиля автора. Высокие устремления и серые будни, размышления о непостижимом со¬вершенстве и бессмысленной подлости жизни — таковы мотивы, харак¬терные почти для всех его произведений. Со всей беспристрастностью Абовян извлекает на свет вековые горести армянской жизни, осуждает, отрицает или с просветительских позиций предлагает исцеление путем просвещения и возврата к естественной жизни. Большое место в своей программе обновления жизни и облегчения труда народа, возрождения человека и обогащения его духовного мира Абовян уделяет литературе и искусствам, постепенно стремясь, с одной стороны, обогатить родную литературу высокоидейными, подлинно художественными произведениями, с другой — содействовать развитию искусств в армянской действи¬тельности.
После “Ран Армении” Абовяном было создано много оригинальных и переводных произведений прозы и поэзии, ко лучшее среди них — новелла “Турчанка” (1847), ставшая в условиях религиозного фанатизма явлением беспрецедентным. Эта своего рода социальная утопия как бы предвосхищала гармоничное общество будущего, где мысль человека и его душа должны развиваться свободно от религиозных запретов, люди должны познать лишь религию любви, братства и дружбы и стать чест¬ными и совершенными, подобно природе, чтобы жить друг для друга и облегчить друг другу боль и горе.
Кроме того, Абовян оставил нам целый ряд исторических трудов. (“Краткий очерк об армянах”, “Несколько слов об армянах”, “Поездка к развалинам Ани”), сыгравших большую роль в становлении новой ар¬мянской историографии. Исследуя причины тысячелетней трагедии ар¬мянского народа, Абовян не связывает их с проклятьем божьим или роковым предначертанием судьбы, а пробует найти объективные при¬чины: это — географическое положение страны, разница в уровнях хозяй¬ственного и духовного развития армян и вторгавшихся в Армению племен. Он критикует современную ему европейскую историографию, квалифи¬цируя ее как историю держав завоевателей, из которой изгнаны малые народы и простой люд. Подчеркивает, что простолюдины в не меньшей степени обладают мудростью и героизмом, а потому достойны внимания и сочувствия. По Абовяну, историческое прошлое не должно быть источ¬ником самовосхваления, а стимулом к решению современных вопросов, к борьбе за свободу, следуя заветам отцов.
Абовян — признанный основоположник новой армянской педагогики. Его взгляды сформировались на основе теоретических и практических принципов великих мыслителей и просветителей прошлых веков — Гердера, Руссо, Монтескье, Песталоцци и др. В его сочинениях нашли отклик идеи великих гуманистов — Бекона и Лас-Казаса. В своей последователь¬ной педагогической деятельности, в учебниках (“Предтропье”, 1837— 38 гг. “Новая теоретическая и практическая грамматика русского языка для армян”, 1838—39 гг., “Открытие Америки), в многочисленных статьях, докладных записках он ставил проблему всеобщей грамотности, которую можно было осуществить посредством основания широкой сети народных школ. Он предлагал связать обучение с изучением природы и каждодневной трудовой деятельностью детей, создать при школах ма¬стерские — опытные участки. Основной педагогический труд Абовяна — “Предтропье” с его же предисловием на немецком языке—прекрасный учебник, составленный по фонетическому методу, в котором обрели плоть и кровь педагогические взгляды и принципы великого писателя,— был единственным трудом, увидевшим свет при жизни автора (в 1830—1848 гг. ему удалось опубликовать на русском и немецком языках лишь отдель¬ные статьи). Однако общими усилиями армянских мракобесов и русско¬го чиновничества Абовяну было запрещено ввести его в учебный обиход в закавказских школах.
Своей эпохой и историей Абовян был призван заложить основы и национальной фольклористики и этнографии. Он указал на решающую роль народного творчества в развитии литературы и обработал ряд народных басен и песен. Его основные исследования семейных обычаев, обрядов и бытового уклада — “Домоустройство в деревне” (1834—35), “Очерк о жизни армян, проживающих в Тифлисе и особенно об их свадебных обрядах” (1840) — были предназначены для напечатания в современной ему европейской научной периодике. Будучи сторонником активных контактов между народами, он стремился не только к тому, чтобы народы знакомились друг с другом, но и чтобы укоренившиеся в жизни и быту достойные подражания обычаи даже самых отдаленных друг от друга наций, плодотворные результаты их трудов стали общим достоянием всех наций.
В центре внимания Абовяна — фольклориста и этнографа — были и соседние народы — азербайджанцы и курды. Он собирал их народные песни.
Литературные, общественные и педагогические взгляды Абовяна со¬ставляют единое целое, они взаимосвязаны и взаимообусловлены. Его борьба за ашхарабар была одновременно борьбой за новую литературу и новую школу, его неустанные поиски путей просвещения родины были неотделимы от забот об улучшении жизни простого народа.
Много стараний и трудов было потрачено Абовяном на проект по переустройству хозяйственной жизни армян и других народов Закавказья. Благоденствие народов он представлял не иначе как в благоприятной политической обстановке, в условиях полной свободы от крепостнической зависимости, просвещения крестьянской массы, развития промышлен¬ности. Абовян поднял вопрос промышленного развития Закавказья, пере¬стройки сельского хозяйства, исследования почв и, исходя из этого,— перемещения сельскохозяйственных культур, использования машин для облегчения крестьянского труда. В своих докладных записках он пред¬лагал русскому правительству выращивать ряд культурных злаков и растительных красителей в Армении вместо того чтобы вывозить их из-за границы, обосновывая свое предложение неизмеримыми выгодами для народа.
Но все это лишь одна сторона творческого наследия Абовяна. Все, что было им создано до “Ран”, будь то художественное творчество, дневниковые раздумья или историко-этнографические очерки, как бы предваряло это выдающееся произведение; то же, что было написано после “Ран” — стало дальнейшим освещением и углублением его идей и эстетических принципов.
“Раны Армении” исполнены могучим духом полемики, обусловленной общественно-политическими событиями, вызвавшими к жизни это произ¬ведение.
Оно написано, поистине, огненным пером и в очень короткое время, за февраль 1841 года, затем несколько раз перерабатывалось, а осенью того же года книга была готова.
Почему Абовяну надо было спешить!
После русско-персидской и русско-турецкой войн 1826—29 гг. народу нелегко было восстанавливать разоренное хозяйство, заняться удовле¬творением своих духовных запросов. Повсюду чувствовалась беспомощ¬ность чиновничества и местных органов власти. Тяжелые неисцелимые раны, нанесенные войнами, все еще давали о себе знать.
Имелись и другие причины. Жестокое многовековое персидско-турец¬кое иго исковеркало образ мышления и духовный мир армянина и было не так легко избавиться от старых ран. Духовенство, чьим долгом было заботиться об образовании и просвещении народа,— нисколько этим не занималось. Усилия отдельных патриотов, не находя поддержки, обрека¬лись на неудачу. Понятно, что в этих условиях возникла тревога о судь¬бах армянства, о его завтрашнем дне, о правильности избранного пути...
“Раны Армении” явились ответом на все эти вопросы. Армянам разъяснялись действительные причины их бедствий и хозяйственной ни¬щеты, указывался подлинный путь к возрождению, вновь и вновь подчер¬кивалось то огромное поворотное значение, та могучая роль, какую сы¬грали русский народ и Россия в исторических судьбах Армении.
История духовной культуры армянского народа насчитывает немного произведений, которые по своей роли в подъеме общественной жизни и литературно-политическому резонансу можно было бы поставить в один ряд с бессмертным творением Абовяна.
“Раны Армении” знаменовали собой начало нового периода армян¬ской литературы, вдохновив на творчество целое поколение писателей. В произведениях Прошяна, Агаяна, Раффи, Исаакяна, Туманяна, Папазяна и др. нельзя не почувствовать колдовской пленительности абовяновского стиля, одухотворенного своеобразием образов и картин армянского мира.
В этой книге Абовян с несказанной внутренней болью открывал перед миром вековые страдания своего отечества. Он указывал на единствен¬ный путь спасения — путь сплочения и возрождения.
В форме лирических отступлений и исторических ретроспекций, вос¬ходящих к далеким временам, вплоть до легендарных, Абовян рас¬сеивает туман неопределенности, скрывающий прошлое его родины, и извлекает на свет трагедию народа, разъясняя, как и почему народ, достигший невиданных духовных высот, смог потерять государственность.
Армения перестала быть чем-то нереальным, абстрактным понятием, вызванным к жизни воображением любителей легенд и эпических сказа¬ний, а предстала древним государством, со своей самобытной культурой, поэзией, городами и храмами, богами и святынями. Армения Абовяна была той благословенной землей, чьи сыновья, как достойные противники, сражались с Александром Македонским, еще на заре истории челове¬чества создали свою государственность.
“Раны Армении” давали понять современникам, что потомок такой страны не имеет права чувствовать себя уничтоженным, он должен с гордостью произносить священные имена славных предков, осваивать оставленное ими грандиозное духовное наследие, он должен стремиться заново завоевать свое законное место в ряду других народов мира. Правда, столетия чужеземного ига многое предали забвению и уничто¬жению, раскололи былое единство народа, погубили духовные храмы Армении, но под защитой России все это можно вновь обрести.

“Раны Армении” не было произведением, родившимся экспромтом, хотя первый вариант книги (который, по свидетельству самого Абовяна, был стихотворным] он написал за короткое время, в феврале 1841 года в каком-то самозабвении. Основные идеи и образы романа, картины, сильно запечатлевшиеся в юном сознании то страшным, то поэтическим смыслом, волновали воображение Абовяна на протяжении многих лет. Достаточно было вызвать в воображении одну из них, как из глубин памяти всплывал зов страдающего сердца, неслыханно жестокие сцены насилия и резни: “Ах, что еще добавить! Сердце обливается кровью, руки начинают дрожать, взор омрачается... Нет камня в нашей стране, нет куста, не окрашенного армянской кровью”,— писал Абовян.
В романе обобщены самые священные чувства и идеи Абовяна, его заветы грядущим поколениям подготовить для обездоленных армянских сирот цветущее и счастливое будущее. Эти идеалы в романе несут герои Абовяна — Агаси, Арутюн, Петрос, в другом случае — сам автор, с помощью лирических отступлений, органически вытекающих из той или иной ситуации. Так, например, в главе, повествующей о трагедии жителей Хлкараклиса, автор прерывает описание обращением к юному чита¬телю: “Дети!— жизнь бы за вас отдать!— вам я поведаю свое горе, я пишу для вас, родные мои. Когда буду лежать в могиле, придите и станьте надо мной. И если любовь к своему народу, если любовь к отечеству причинит вам вред, то прокляните меня, а если принесет поль¬зу — благословите...”

Свое произведение Абовян назвал историческим романом, в кото¬ром “можно узнать состояние нашей страны в те времена”. Это означает, что задачей автора было воспроизвести определенный отрезок исторической жизни армян с характерным для них бытом и нравами, живым словом и мышлением, восприятием добра и красоты, борьбой за суще¬ствование. А “те времена”— это очень определенный исторический пе¬риод — жизнь и судьба восточных армян под турецким и персидским игом в конце XVIll века и в первые десятилетия XIX века, когда в стра¬не началась борьба за освобождение, когда народ стал тянуться к Рос¬сии и, наконец, достиг обетованного берега.
Перед глазами читателя, как живые, проходят выдающиеся сооте¬чественники Абовяна во всей реальности своей жизни, деяний, ставших легендарными, незлобивый народ со своими страданиями и чаяниями, нерасторжимо связанный с памятниками старины и родной природой. Устами своих героев автор осуждает неблаговидные людские поступки и дела, воссоздает характеры и образ жизни представителей различных общественных слоев, которые давно уже сошли с исторической грены, исчезли и преданы забвению.
Своеобразно назвал свой роман Абовян, дав ему, подобно евро¬пейским писателям эпохи просвещения, два заглавия: “Раны Армении” и “Плач (скорбь) патриота”. Смысл первой части названия достаточно прозрачен. Под ранами он, разумеется, имел в виду те общественные, нравственные и политические преграды, которые мешали консолидации народа, искажали его национальный характер, прививали чуждые ему по¬нятия и привычки.
После утверждения русского владычества исчезла постоянная угроза физическому существование, армяне получили гарантию неприкосновен¬ности личности и имущества, однако вековые раны так глубоко проникли в тело народа, были так мучительны, что для исцеления требовалась упорная и изнурительная работа, постоянные общенациональные заботы.
Вот почему Раны Армении” объявляют непримиримую борьбу не¬вежественным церковникам, самодовольным деятелям, равнодушным го¬рожанам, клеймят деспотизм, угнетение, религиозное мракобесие, зуд денационализации. С другой стороны, роман восславляет дружбу на¬родов, праведный достаток, духовную и политическую свободу, всецелительное просвещение, призывает народ к самопознанию.
Еще более глубокая мысль заключена во второй части заглавия. Плач означает, конечно, песнь скорби, ко такую, что слагается на поле брани, в знак уважения или признательности, или поется в память храб¬реца, павшего в неравном бою, который своей смертью дал жизнь живущим.
Замыслив “оплакать Агаси”, т. е. увековечить его память, Абовян хочет рассказать миру о подвигах и героизме Агаси и его современников, донести до грядущих поколений живые свидетельства тех времен. Он хочет рассказать, ценой каких невосполнимых жертв была завоевана свобода — избавление от персидского ада, достойно воспеть личность и подвиг героев, чтобы святым стало дело, во имя которого они не пожалели своих жизней. Так было принято. Таков был негласный закон ге¬роических времен, так поступали эпические характеры, в данном случае так поступил сам Абовян.

У “Ран Армении” есть еще и народное название: “История Агаси”, которое дали ему первые читатели, исходя из воспроизведения в рома¬не эпизодов жизни центрального героя. В былые времена у армян было принято вообще народные книги-повести и жития, посвященные подви¬гам любимых исторических героев, называть их именами: “История Алек¬сандра”, “История Вардана”, “История Давид Бека”, “Сказание о Давиде” и т. д.
Как известно, право называться именем героя эти исторические книги приобретали лишь, когда речь шла о героях, увенчанных славой бес¬смертных подвигов, совершенных ими в дни, решающие для судьбы нации, когда повествовалось о героях, ценой собственной гибели спасших свой народ и страну. В восприятии автора и современников таким был и Агаси, герой “Ран Армении”, который имел в жизни своего прототипа и даже не одного, а нескольких. Многие из первых читателей были совре¬менниками описанных в романе событий и легко угадывали, о ком и о чем шла речь в повествовании.
Агаси — первый положительный, идеальный герой в истории новой армянской литературы, как бы перенесенный из жизни в литературу, и затем с помощью последней оказавший влияние на ту же жизнь, первый выдающийся армянин, прошедший через всю нашу общественную жизнь, служивший для армян примером самоотверженности и мужества во времена их освободительной борьбы против турецкой деспотии.
При создании этого образа Абовян имел перед собой целый ряд людей периода русско-персидской войны—сотника из Канакера Симеона Мкртумян Ходжа-Ованисянца, замученного в Тавризе персами, Ростома Абовяна, доблестного воина из Карабаха Асри-бек Багатурянца и др. Те или иные подвиги из жизни каждого вошли в “Раны”, органично вплелись в эпическую биографию его героя.
Агаси был защитником сирых и обездоленных, поборником осво¬бождения поруганной чести народа, носителем и воином идеи освобож¬дения Армении с помощью русского оружия, незаурядной личностью, человеком, пожертвовавшим своей жизнью во имя избавления семьи, народа, страны.
Дома ли, в своем окружении, когда во время праздников Агаси по¬казывает удаль на военных играх — джигитовке или сочувствует горю ближних, утирая слезы обиженным, защищая их, обнажив меч, в самом начале или вдали от родного крова, блуждая по горам и ущельям, сражается с чужеземными завоевателями, герой Абовяна—истинный ар¬мянин, по характеру и сущности похожий на многих своих братьев и сестер. Агаси умеет тосковать по близким, грезить о прошлом, подобно послушной невестке, покорно склоняться перед старшим, тихо роптать, но когда наступит час, дать почувствовать силу своей руки... Когда же он высказывает суждения о настоящей и будущей судьбе Армении, сры¬вает маски с неблаговидных поступков служителей церкви или рассуж¬дает о чудесных тайнах бытия и природы, Агаси становится рупором авторских идей. В этом случае Агаси слишком поднимается над своим временем и средой и становится носителем дум и чувств самого Абовяна, частичкой его души.
В “Ранах Армении” довольно много национальных и героических характеров, обычно запечатленных на полотне романа несколькими густыми мазками, однако являющих собой законченные образы. Душев¬ная драма некоторых из них передана через их сетования, жалобы на судьбу (письмо и плач Назлу), о подвигах других автор больше рассказы¬вает, нежели изображает. Вспомним хотя бы образы Нерсеса Аштаракеци, Григора Манучаряна, генерала Мадатова, Манука Арцапеци, юного Вар-дана, матери Агаси, жены его, друзей, чудесной девушки Такуи, сель¬ского старосты, попа, гзыря и многих других.

Чем богаче идея романа и эпические характеры, тем самобытней ere структура и изобразительное мастерство. Не имея предшествующего об¬разца в воссоздании языка и стиля, “Раны Армении” сами стали образ¬цом языковой культуры и искусства построения романа для последую¬щих поколений. В этой связи стоит еще раз перелистать книгу. Произ¬ведение начинается с предисловия, где писатель-патриот делится своими раздумьями и волнениями по поводу своих душевных переживаний и преодоленных трудностей, описывает муки творчества, трудный путь рождения образов, воплощения идей. Абовян-романист стремился вос¬кресить в памяти армян патриотические дела их соотечественников, раз¬вязать онемевший язык народа, внести в литературу свежую, живую струю, изобразить жизнь народа — его любовь, страдания, самоотвержен¬ность, превратить литературу в школу возрождения и нравственного об¬разования народа, пробудить в его душе чувство собственного достоин¬ства и гражданской ответственности.
За предисловием следует сам роман, разделенный на три части. В первых частях воссоздана жизнь армян под пятой жестокого деспотизма, под варварским ярмом чужеземцев. Проходит зима, просыпается приро¬да, все вокруг наполняется цветением и журчанием родников, но армяни¬ну все так же тяжко жить: повсюду царят произвол и бесправие, траге¬дия мученичества и резни: “Что хотят, то и делают. Ни суда на них кет, ни расправы. Сколько армянский народ подобных бед видел, а нет того, чтобы сговориться и себя спасти. Девушек, к примеру, утаскивали, маль¬чиков уводили и там обращали в магометову веру, от своей веры отступаться заставляли. Часто и голову отрезали, жгли, замучивали. Ни дом армянину не принадлежал, ни скот, ни все добро, ни сам он, ни жена его”.
В последующих частях внимание автора привлекают первые разрозненные случаи борьбы с чужеземным игом в одиночку, в целях само¬защиты, происходящие в разных уголках Армении. Такие группы, как Агаси с его мятежными друзьями-гайдуками, во имя освобождения ро¬дины на время позабывший свое духовное звание Григор Манучарян, старейшина деревни Хлкараклиса господин Саркис и его приемный сын Вардан,— постепенно объединяются с победоносным русским войском и выступают на Ереван. Сдается Ереванская крепость, рушится персидское владычество в Восточной Армении, и армяне получают широкие возмож¬ности духовного и экономического развития. Это кульминационная точка романа. Весь перед с ликованием и благодарностью славит Россию, которая спасла от уничтожения армянский народ, направив его к новым горизонтам. “Солдаты стали входить в крепость,— а в тысяча мест, в тысяче окон люди и не в силах были рот открыть,— так душили их слезы. Ко у кого было в груди сердце, тот ясно видел, что эти руки, эти застыв¬шие, окаменевшие, устремленные на небо глаза говорят без слов, что и разрушение ада не имело бы для грешников той цены, как взятие Ереван¬ской крепости для армян... Дети, девушки, старухи... бросаются на шею солдатам и замирают у них на груди в душевном умилении. С тех пор как Армения потеряла свою славу, с тех пор, как армяне вместо меча подставили врагу свою голову, не видели они такого дня, не испыты¬вали подобной радости... Русские показали ныне.., что куда бы ни ступила их нога, везде должны быть счастье и мир... Европейцы разоряли Аме¬рику, сравняли ее с землей,— русские восстановили Армению, грубым, зверским народам Азии сообщили человеколюбие и новый дух... Как возможно армянам, пока дышат они, забыть деяния русских”.
Освобождение Еревана и Араратской долины положило начало вели¬кому повороту истории Армении, значение которого трудно было перео¬ценить, если бы не судьба западных армян, оставшихся под властью Тур¬ции. Ведь заветная мечта героя Абовяна — Агаси, заключалась в том, что¬бы восстановить руины Ани, стать подданными России.
Его наставленном и советом было положиться во всем на Россию, быть верным поданным, во всем доверять ей и с ее помощью заново объединить всех армян и всю Армению. Об этом Абовян размышляет в символическом финале романа, названием “Зангу”.
Еще раз кинув взгляд на прошлую историю Армении, на вчерашние войны и, начертав контуры будущего, Абовян завещал современникам и грядущим поколениям: “Восстаньте, храбрые потомки Гайка, возьмите оружие и доспехи... ударьте, уничтожьте полчища врагов ваших — душа в душу, плечо к плечу. Да сокрушится поверженный зверь. Могучая рука Руси да будет вам опорой. Пожертвовать собою ради нее — да будет неизменным вашим стремлением... Укрепляйте силы свои, сыны Арама, пребывайте в любви и согласии. Любовь и мир всем народам и племе¬нам даруют благоденствие”.
После написания “Ран Армении” Абовян прожил еще семь лет. В его литературной и личной жизни были и удачи и невыразимая горечь. Нищета и застой национальной жизни углубили его духовную драму. Но тем не менее непоколебимыми остались его русская ориентация и поли¬тические убеждения.
Абовян снова и снова восславлял и считал благословенным приход русских в Армению, объяснял людям, что именно они сохранили “этот неблагодатный уголок Азии кровью миллионов детей своих дорогих”, что они теперь стараются “дикие ущелья Закавказья обратить в цветущие долины”.
Во время ежегодных торжеств в ереванском уездном училище осенью 1845 года Абовян заявил: “Имя русского должно быть для нас так же священно, как и кровь, коею спасены мы навсегда, как и покро¬вительство, под которым благоденствуем, будучи защищены совершенно от всех врагов нашей веры, нашего отечества”.
А в своих размышлениях (конец 1847 г.) по поводу восстановления Сардарапатского какала Абовян с радостью восклицает: “Да восстанут Багратиды, да воскреснут Тиграны и Гайковы гиганты, дабы достойнее благословлять добродетельные труды сынов севера, облагораживающих знойный, палящий юг. Да возносится в опустошенных, но вновь оживлен¬ных храмах Армении одна мольба, одна молитва: “Боже! Храни... святую Русь, мощную и благодатную!”

П. О. Акопян,
доктор филологических наук