СТИХИ АВЕТИКА ИСААКЯНА

Имя Аветика Исаакяна хорошо известно советскому народу. С выходом избранных стихов А. Исаакяна в русском переводе* читатель получил возможность узнать поэта более углубленно. Больше половины столетия охватывает вышедшая книга.
    В девяностых годах прошлого столетия появился первый томик стихов Исаакяна. И тут же они как бы растворились в народе: их подхватил не только городской читатель, их подхватила армянская деревня. Народ сразу «запел» Исаакяна. Свыше 80-ти стихотворений его положено на музыку, но многие из этих песен имеют пометку: «Композитор неизвестен». Армянский народ пел стихами Исаакяна свою любовь к родной земле, свою боль, свои невзгоды. И даже русский читатель впервые узнал Иса¬акяна «с голоса», когда в десятых годах нашего века с концертных эстрад полилась широкая и грустная мело¬дия «Ивушки»:

Ночью в саду у меня
Плачет плакучая ива,
И безутешна она,
Ивушка, грустная ива.
Раннее утро блеснет —
Нежная девушка Зорька
Ивушке, плачущей горько,
Слезы кудрями отрет.

Перевод «Ивушки» сделал А. Блок. Музыку к ней написал С. Рахманинов.
Но читатель ошибется, если подумает, что доступ¬ность поэзии А. Исаакяна связана с безыскусностью и первичной простотой. Большое и утонченное искусство лежит в основе простоты Исаакяна. Поэт прошел трудную школу. Он много и тщательно учился, был слушателем Эчмиадзинской академии, Лейпцигского универси¬тета, читал Петрарку по-итальянски, Верлена по-фран¬цузски, Менандра по-гречески, Новалиса по-немецки. Он сведущ в арабской классике; его глубокая поэ¬ма «Абул-Ала-Маари» воскрешает исторический образ знаменитого арабского поэта-философа. Скитаясь по Ближнему Востоку, по Европе, восходя на афинский Ак¬рополь, Исаакян продолжает учиться и гранить свое мастерство. Александр Блок писал о нем в 1916 году. «Исаакян — поэт первоклассный, может быть, такого светлого и непосредственного таланта во всей Европе нет».
Уже в те ранние годы большое место в творчестве А. Исаакяна занимает тема матери-родины. Но эти до¬революционные стихи омрачены болью за тяжелую судьбу народа:

Нет тебя, душа-отчизна, краше,
В небе горы тают. Розу клонит Ветерок.
Озер синеют чаши...
А народ в потопе крови тонет.

    Бездомный изгнанник, скиталец по чужим морям и землям, он с нежностью вспоминает мать, оставленную на родине, и образ матери сливается у него с образом родной страны. Стихам о матери-родине Аветик Исаакян отдает лучшие краски своей палитры, находит для них самые неожиданные сюжеты.
    Вся природа Армении расцвечивается у Исаакяна темой матери-родины: жаворонок в разливе утренних лучей, горы в снегу, сверчок на печи. И голосами птиц, зовущих к новой, светлой жизни, запевают его стихи после Октябрьской революции. В прелестном стихотворении о ласточках образ далекой, несчастной родины заменяется видением счастливой «золотой страны за горами», где «круглый год — сверканье весны», «Ключи серебром одеты, золотые сады зелены...».
    Трудно передать, как сильно очарование этих стихов в оригинале, где с неуловимым звуковым изяществом охвачены и птичье щебетанье, и зовущая огромная вспыхнувшая радость жизни, весеннее пробуждение земли и чувство новой родины, сбывшегося сна, чувство «гнездышка», которое наконец-то может свить себе вечный странник.
    Вернувшись в Армению, ставшую советской, и навсегда связав свою судьбу с нею, Исаакян в своем творчестве отходит от прежнего скептицизма, от иронии, от пассивного созерцания; иные начала видит он и в истории родного народа — начала деятельные, преемственность трудовой культуры и мужества простого народа. Вместо прежнего обращения к пыльным рукописям, к утонченным образам отживающих культур прошлого поэт ищет мудрости у народных певцов-гусанов, в родном фольклоре, создает в образе богатыря Мгера предвестника нашей эры, когда «труженик стал хозяином сам — труду своему и своим хлебам». В программном стихо¬творении, написанном к тысячелетию «Давида Сасун¬ского»,— «Наши историки и наши гусаны», он противо¬поставляет армянских летописцев, уповавших «на бога», народным певцам, будившим мужество в своем народе, учившим его защищать свой очаг мечом и сумевшим сберечь в нем своими песнями «вольный дух».
    Когда в 1939 году в Европе начал разгораться пожар войны, задолго до нашествия гитлеровцев на нашу зем¬лю, Исаакян с поэтическим провидением писал:

Снова бушует кровавый поток войны,
Железные кони со ржаньем взметают прах.
Но перед волей народа все бури смириться должны...

Наш читатель знает А. Исаакяна преимущественно как лирика. Между тем он чудесный рассказчик и в сти¬хах и в прозе. О поэме «Абул-Ала-Маари» будут когда-нибудь написаны книги. Мне думается, нет читателя у Исаакяна, кто хоть на один короткий миг в своей жизни, остро ощутив зло и ложь, не воспринял бы эту поэму как откровение для себя и не захотел бы вдруг, вместе с бессмертным образом араба на его мчащемся к солнцу верблюде,— бежать с нашей планеты, вперед и вперед, в бесконечность бытия, к солнцу. Нельзя читать без волнения и его маленькую поэму о Сократе. Когда, приговоренный к смерти, Сократ зовет к себе в темницу известного певца, чтобы тот истолковал ему законы музы¬кального искусства, певец смущен,— ведь через несколько часов Сократ должен умереть, на что ему этот урок? И как напомнить Сократу о его близкой смерти?

— Но ведь ты... о друг великий мой...
И продолжить речь певец не смел.

Сократ спокойно отвечает:

— Да, но все же в час последний свой
Я б искусства смысл постичь хотел.

Хороши и басни А. Исаакяна, одного из самых ярких современных баснописцев. Спокойная восточная мудрость их так глубока, что стоит подчас целого политического или философского трактата.
В годы Отечественной войны Исаакян выступил как пламенный патриот и певец народного гнева. За эти вдохновенные стихи он удостоен Сталинской премии первой степени.
К сожалению, не все переводчики Исаакяна выполнили свою работу одинаково добросовестно. В переводах есть отклонения от оригинала, местами доходящие до прямых искажений. Нашим издательствам в будущем следует дать советским читателям менее разностильные и более точные переводы крупнейшего армянского поэта.
_ _ _ _ _ _ _
* «Ереван». Альманах Союза писателей Армении, 1957, № 1, с. 148.

1946