В городе Ростове, поздним вечером, проходя мимо пивной, я увидел в ней официанта в белом пиджаке, это явно был армянин, так что я тут же вошел туда и сказал по-нашему: "Здравствуй, разрази тебя Господь, здравствуй". Знать не знаю, как мне дано было догадаться, что он армянин, но - что дано, то дано. Определяется это совсем не линией носа, смуглостью лица, густотою темных волос, ни даже тем, как посажены на лице и как на тебя смотрят живые глаза. Есть много людей, у которых те же смуглые лица, такая же линия носа, те же волосы и глаза, но люди эти не армяне. Наша порода приметна по-своему, и к тому же путь мой лежал в Армению. Как мне жаль, однако же. Как мне глубоко жаль, но нету нигде Армении. Какая печаль для меня, что Армении нету.
Есть в Малой Азии уголок земли, именуемый Арменией. Но это не так. Это не Армения. Это - место, край. И в краю то месть долины и горы, реки, озера и города, и прекрасен он, также прекрасен, как всякое другое место под солнцем, но это не Армения. Там живут армяне, и они - обитатели земли, не Армении, ибо нету Армении, господа, нет Америки и Англии, нет Франции и Италии, есть земля, господа, и только земля.
Итак, я вошел в маленькую пивную в Ростове поприветствовать соотечественника, иноземца в чужом краю.
- Вай, - произнес он с протяжной, подчеркнутой интонацией изумления, придающей столько комизма нашему языку, нашему разговору. - Ты? Армянин?
В том смысле, разумеется, что вид у меня нездешний. Ну, к примеру, моя одежда. Моя шляпа, ботинки, а быть может, еще и какой-то, слегка заметный, отпечаток Америки на моем лице.
- Как тебя занесло сюда?
- Ах ты, разбойник, - говорю я с любовью. - Прогуливался я тут. Ты из какого города? Где родился? (По армянски: где появился на свет?).
- В Муше, - говорит он. - А ты, я вижу, американец. Как оказался здесь? Что делаешь? Куда направляешься?
Муш. Я всем сердцем люблю этот город. Я могу любить место, которого не видел, место, которого больше не существует, обитатели которого были изгнаны и убиты. Это город, где в молодости бывал мой отец.
Господи Иисусе, до чего здорово было увидеть этого черноглазого армянина из Муша. Вы и представить себе не можете, как это здорово, когда где-нибудь вдалеке от дома армянин повстречается с армянином. Да к тому же еще в пивной. В месте, где можно выпить. Пускай хоть самое дрянное пиво, неважно. Пусть мухи. Пусть, коли на то пошло, диктатура. Бог с ним. Есть вещи, изменить которые невозможно.
- Вай, произносит он. Вай (протяжное и проявляющее великую радость). Вай. И ты говоришь на родном языке. Как здорово, что ты не забыл его.
И он приносит две кружки дрянного пива.
И жесты армянские, выражающие так много. Вот ударил себя по коленям. Вот разразился хохотом. Вот ругнулся. Вот метко сострил, обшутил сей мир и его большие идеи. Слово армянское, взгляд, жест, улыбка, и через все это - моментальное возрождение породы, вековечной и вновь могучей, хоть и прошло столько лет, хоть и разрушены были города и селения, убиты отцы, братья и сыновья, родные места позабыты, мечты растоптаны, сердца живых обуглены ненавистью.
Я посмотрел бы, какая сила на свете изведет это малое племя людей, эту горстку незначительного народа, чья история окончена, чьи войны все уже провоеваны и проиграны, чьи строения рассыпались в прах, чья литература не прочитана, чья музыка не услышана, чьи молитвы смолкли.
Ну, вперед, давайте, уничтожайте этот народ. Предположим, что снова тысяча девятьсот пятнадцатый. В мире идет война. Уничтожайте Армению. Посмотрите, удастся ли вам это сделать. Гоните армян из домов их в пустыню. Оставьте их без хлеба и без воды. Сожгите дома их и церкви. И посмотрите, не окажется ли, что снова они существуют. Посмотрите, не окажется ли, что снова они смеются. Посмотрите, не жив ли снова народ, когда двое из него, через двадцать лет, случайно встретившись друг с другом в пивной, смеются и разговаривают на своем языке. Давайте, посмотрите, что в состоянии вы поделать. Посмотрите, в состоянии ли вы помешать им обшучивать большие идеи мира, двое армян разговаривают на свете, давайте же, так вас и этак, попробуйте уничтожить их.
Нью-Йорк, август, 1935